Польша - где это | Эзопов язык

ГЛАВА 3

Эзопов язык

Пытаясь обойти цензурные ограничения, польские авторы разработали особый способ письма, в котором подлинное значение текста зашифровывалось. Этот способ коммуникации под названием «эзоповязык» имеет давнюю историю, простирающуюся от эпохи романтизма до реализма.

Зашифрованный текст

Так называемый эзопов язык известен с античности и описывается по-разному, а в Польше развился в XIX веке в условиях государственной цензуры. К нему прибегали, чтобы зашифровать определенные послания (прежде всего, политические) и обойти препоны, наложенные русскими цензорами. Благодаря изощренной системе недосказанности, аллюзий и намеков, и даже, по словам исследователей, парафразу, метонимии, синекдохе и пропускам легко восстановимой части высказывания, этот язык был понятен читателям, знакомым с его кодами. В XIX веке такой стиль письма, непроницаемый для чужака, стал неофициальным языком издававшейся в Польше литературы и публицистики.

Польские писатели прекрасно представляли себе свое положение. Виртуозно владеющая эзоповым языком Элиза Ожешко писала своему переводчику (цензор не прочитал этого письма):

Прямо не говорится ни об одной дате, ни о чем, что имеет отношение к национальной борьбе и страданиям. Можно сказать, это своего рода тюремный способ коммуникации: столько-то ударов — такое-то слово, а столько-то — такое, такое обозначение — для того-то, а такое — для того-то. И мы — автор и читатель — превосходно понимаем друг друга.

Стремясь донести свою мысль до читателя, Ожешко использовала метафоры и аллегории. Поэтому в ее книгах «Польша» становится «родным краем», вместо слова «патриотизм» она пишет «звезды», и так далее. Цензуру можно было обмануть, перенеся действие в далекую страну или эпоху. Такая литература превратилась в вечную игру с участием читателей и цензоров.

Русские власти прекрасно понимали, что происходит. Генерал-губернатор граф Имеретинский однажды отверг кандидатуру заслуженного петербургского цензора с 11-летним стажем на пост цензора в Варшаве, объяснив, что эта работа требует полного «понимания сложного устройства польского общества». «Варшавская пресса изобилует двусмысленностями, неясными аллегориями, кажущимися наивными сравнениями, относящимися к вещам пусть и мелким, но вполне существенным», — писал он.

Подробнее на Culture.pl:

Эзопов язык: секретный шифр польской литературы

Иллюстрация к «Конраду Валленроду» Адама Мицкевича, источник: Polona.pl

«Конрад Валленрод», или Может ли поэзия разжечь национальное восстание?

Один из ранних примеров использования эзопова языка и его огромного влияния на польское общество мы видим в эпической поэме Мицкевича «Конрад Валленрод». В 1823 году Мицкевич был обвинен в участии в политическом заговоре в университете в Вильно и до 1829 года выслан в Россию. Его эпосу, написанному в 1828 году, суждено было изменить и литературу, и саму историю Польши.

«Конрад Валленрод» — байронический эпос, действие которого происходит в средневековом Великом княжестве Литовском во времена крестовых походов тевтонских рыцарей против Литвы. Поэма была опубликована в Петербурге и одобрена местными цензорами. В центре сюжета — история литовского юноши, воспитанного в рыцарском ордене, который становится Великим магистром, но тайно действует против рыцарей, чтобы отомстить за свой народ.

Поэму предваряет эпиграф из Макиавелли («Ибо должны вы знать, что есть два рода борьбы… надо поэтому быть лисицей и львом»). Личные разногласия между цензорами помогли тексту проскользнуть сквозь цензурное сито, и он мгновенно стал невероятно популярен у польской аудитории, умевшей читать между строк. Было очевидно, что, повествуя о средневековом конфликте между литовцами-язычниками и тевтонскими рыцарями, Мицкевич говорит о поляках, страдающих под гнетом России, предлагая им вполне радикальный выход. Подрывной политический подтекст «Конрада» был по-настоящему скандальным: патриотическая цель оправдывает любые средства, даже предательство.

Считалось, что массовый успех и популярность книги у молодежи ускорили Ноябрьское восстание 1830 года. Многие годы фигура Конрада Валленрода была образцом польского национального сопротивления. Но куда важнее та новая стратегия сочинительства и чтения, созданная Мицкевичем, которая на долгие десятилетия станет отличительной чертой польской литературы. Отныне пишущие по-польски и впрямь вынуждены одновременно «быть лисицей и львом».

Брандес также преклонялся перед поэтическим гением Мицкевича:

Такой эмоциональной устойчивости не найти ни у одного другого польского поэта. Мицкевичу единственному удалось приблизиться к великим мастерам поэзии, которые в истории выделяются прежде всего своим здоровьем. Они куда здоровее, чем Байрон, здоровее даже, чем Шекспир — я говорю о Гомере и Гете.

Кадр из фильма «Кукла» Войцеха Ежи Хаса, 1968, фото: Киноархив / FORUM

«Кукла», или Эзопов реализм

Литературный реализм в ситуации цензурного контроля кажется выбором сомнительным, если не невозможным. Но такие произведения выходили в свет. Lalka («Кукла») Болеслава Пруса рассказывает историю предпринимателя-нувориша, безответно влюбленного в женщину из высшего общества. Роман печатался частями в варшавской прессе с 1887 по 1889 год и сразу был признан шедевром.

Чтобы обойти цензуру, Прус решил просто не упоминать о некоторых аспектах современной ему реальности. В книге не было ни слова о русских, жизни Польши до разделов или русских элементах городского пространства Варшавы. Так, прогуливаясь по главному проспекту Краковское прeдместье, главный герой просто «не замечает» бросающихся в глаза символов русского господства: памятников Паскевичу и семи генералам.

В то же самое время, политическое содержание, например информация о Январском восстании и его последствиях, передавалось системой аллюзий, ясных читателям, поднаторевшим в толковании эзопова языка, но не всегда цензорам. Одна из знаменитых фраз книги описывает героя:

Вместе с другими заваривал кашу, которую мы и по нынешний день расхлебываем, и в конце концов очутился где-то под Иркутском.

Если перевести это загадочное предложение, очевидное для польских читателей того времени, с эзопова языка на наш, оно будет звучать так:

Он и другие принимали участие в нелегальном патриотическом заговоре (т. е. в Январском восстании), последствия которого мы расхлебываем по сей день, и в конце концов в наказание был сослан в Сибирь.

Автор «Куклы» Болеслав Прус был одним из крупнейших польских представителей позитивизма, плодовитым эссеистом и неотступным поборником модернизации польского общества. Это сближало его с Георгом Брандесом. Сам Прус с огромным уважением относился к датскому писателю и его взглядам на польскую культуру.

Мы, поляки, сидим внутри нашей литературы, как внутри любимого дома, и если и высовываем нос наружу, то лишь сквозь форточку. А Брандес — путешественник, взирающий на наш дом снаружи, повидавший, к тому же, много других домов.